Абассацо! (Страница 769 из 887)

Тиха была предрассветная ночь на Диких Землях, прозрачно небо. Группа отдыхала после дневного марш-броска, расположившись в развалинах какого-то придорожного кафе, выставив датчики безопасной среды и запустив маленького сторожевого дрона.

Полковник с минуту смотрел на пульсирующий в вышине красный огонёк дрона, а потом заметил, что всё ещё сжимает в руке трофейный «Танто Ронин», оставшийся у него после давней операции по принуждению Японии к миру. В ту ночь решили самураи перейти границу у Курил, потеряв в итоге армию, флот, Хоккайдо и веру в Настоящую Дружбу, так как американцы на войну так и не явились.

Полковник спрятал нож в ножны, посмотрел на часы и скомандовал подъём.

Группа двигалась по частично поросшему колючим кустарником шоссе, осторожно огибая провалы и ямы и непрерывно сканируя пространство по обе стороны дороги. Снег уже почти весь растаял, и над полями кружили стаи ворон в тщетных попытках найти зерно в давно заброшенной земле. Тут и там виднелись ржавые скелеты различной техники, чёрными провалами окон смотрели покинутые постройки. В Дикие Земли пришла весна.

Впереди, в одном месте у обочины, ворон было особенно много. Подойдя поближе, группа обнаружила человеческие останки. Рядом с аккуратно обглоданными костями валялась шелуха от лука, головки чеснока и пустая бутылка из-под горилки «Немирофф». Полковник подошёл поближе, наклонился и поднял очки в золотой оправе.

– Здесь у Ходоков был привал, – нахмурился командир. – Они по-быстрому перекусили парламентарием и пошли дальше.

– Значит, верной дорогой идём, товарищ полковник! – улыбнулся лейтенант Ромашкин, здоровяк из Севастополя, поправляя на плечевой экзоподвеске свой любимый шестиствольный пулемёт с лазерным прицелом. Однажды он одной очередью со Стены написал на снегу перед каким-то адмиралом из военной комиссии: «Привет морякам балтийцам от моряков Севастополя!» пририсовав в конце парящую чайку. Адмирала потом час приводили в чувство, а Ромашкина хотели перевести на мойку военных роботов, но адмирал его простил и даже подарил ему свой кортик со словами: «Спасибо, что живой!»

………

Идущий впереди боец присел и резко поднял руку. Группа немедленно рассредоточилась по обочинам и залегла. Через минуту на дороге показалась телега, запряжённая тощей лошадёнкой. В телеге сидел человек в видавшем виды синем пальто, жёлтых ватных штанах и в отделанной мехом кастрюле на голове.

Через минуту человека подвели к полковнику. Когда с него сняли кастрюлю-ушанку, выяснилось, что это была молодая симпатичная девушка.

– Мульти-паспорт! – испуганно сказала она, показывая всем маленькую дощечку с неровной надписью «Безвізовий прохід».

– Что это? – спросил полковник, нажатием кнопки складывая тактический шлем в шейный отсек бронежилета.

Девушка объяснила, что этот паспорт даёт ей право передвижения по всему миру и что выдаёт их сам Сотник-Жрец богини Перемоги пан Пацанюк. Потом она вдруг заплакала и призналась, что сбежала из села, так как пан Пацанюк хочет сделать её своей девятой наложницей, а её жениха Мыколку объявили бытосепаром и подали на стол Одвичным Лыцарям, заходившим вчера в село.

– После этого пан и объявил, что я буду его наложницей, ибо такова воля Перемоги, – всхлипнула девушка. – Ночью я надела свой лучший наряд, угнала эту машину и решила ехать до Европы, ведь у меня есть мульти-паспорт, за который когда-то стоял Майдан!

После упоминания Майдана она вытерла слёзы, надела кастрюлю и с торжественным лицом три раза подпрыгнула на месте, прокричав «Хто не скаче той москаль!». Потом она опять заплакала, видимо, вспомнив о несчастном женихе.

– А эти, Одвичные, они зачем в село заходили? – заинтересовался полковник.

Девушка объяснила, что Лыцари обменяли какого-то связанного чужака на сено для своих машин, отобедали Мыколкой и уехали в сторону Киева.

Полковник посмотрел на группу, вздохнул, надел чёрные круглые очки без дужек и протянул девушке две таблетки:

– Берешь синюю таблетку – и ты нас не помнишь и едешь дальше в своём кабриолете в Европу, кстати, она в другой стороне. Берешь красную таблетку – войдешь в страну чудес, и я покажу тебе, как глубока порой бывает задница.

Девушка немного подумала, заявила, что с детства любит чудеса, взяла красную таблетку и проглотила.

Некоторое время она стояла молча. Потом сняла кастрюлю с головы, ошарашено на неё посмотрела, отшвырнула в сторону и огляделась вокруг:

– Что за… Что это за телега? Что на мне за тряпьё? Что я вообще делаю в этой дыре?! Я же учусь на третьем курсе филфака ЛГУ, у меня есть парень, футболист питерского «Зенита» и он звал меня в Монте-Карло, покурить кальян и попить хорошего шампанского… Помню только, как приехала осенью тринадцатого года в Сумы проведать родных, а дальше как в тумане... Кстати, какое сегодня число?

Полковник сухо озвучил дату, и девушка грохнулась в обморок. Лейтенант Ромашкин кинулся к ней.

– Ничего, – остановил его полковник. – У них у всех так, которые попали под Генератор случайно. Сейчас очнётся.

Он поднял голову и проводил взглядом большой серебристый диск, стремительно летящий высоко в небе:

– Симферополь - Минск - Марс, чартер, двенадцатичасовой.

– А мы тут по свалкам бродим… – сплюнул Ромашкин.

– Есть такая профессия, товарищ лейтенант! – строго сказал полковник.

……………

Девушке уже в третий раз дали глотнуть из фляжки, но её продолжало трясти.

Она сжимала фляжку и причитала:

– Товарищ командир, ребята, вы же заберёте меня отсюда? Я вам отслужу! Я вам отстираю, я вам полы помою…

– Александра! – прикрикнул полковник. – Чтобы я от тебя этих слов не слышал. Поняла?

– Поняла.

– А теперь покажи, где находится это ваше село.

И полковник вывел перед девушкой трёхмерную карту Сумского сектора Диких земель.

……………..

Жрец задрал голову вверх, отчего дорогая кастрюля на его голове ярко сверкнула на солнце, и закричал:

– Сначала была Зрада!

– Зрада... – хором выдохнула толпа, стоящая вокруг площади на коленях.

– А потом отец Майдан послал на землю свою дочь Перемогу!

– Перемогу! – восторженно вскричала толпа.

– И раскинулась наша держава от Польской Пустыни до самого Тихого океана! – провозгласил Жрец. – И сгинули наши вороженьки, як роса на солнце!

– Запануемо! – взвыла толпа, дружно ударяя по кастрюлям, мискам и котелкам на головах.

Александра с полковником наблюдали за всем из дровяного сарая, стоящего недалеко от сельской площади.

– Товарищ командир, – прошептала девушка. – А что с Польшей-то случилось?

– Когда американцы проставили там свои ракеты, то десятки тысяч поляков кинулись к базам с цветами, угощениями и слезами радости. Американцы увидели эти толпы со спутников, подумали, что их базы с ракетами атакуют террористы и с перепуга нанесли по Польше гуманитарный ядерный удар.

– Кошмар! – округлила глаза девушка.

– Ничего, – прошептал полковник, глядя в бинокль. – Американцы через два года признали, что это было ошибкой и извинились.

– Что значит цивилизованные люди! – уважительно прошептала Александра.

…………

На площади гулко и мощно забил большой барабан, задавая ритм. Вспыхнула украшенная жёлто-синими лентами и рогатыми чучелами москалей пирамида из покрышек.

– Хто не скаче! – зычно крикнул Жрец, эффектно взмахивая жёлто-синей мантией, переделанной из рекламного транспаранта ИКЕА.

– Той москаль! – хором отозвалась скачущая толпа.

………….

Полковник опустил бинокль, и в ту же секунду ему в затылок упёрлось что-то твёрдое и холодное.

«Судя по характерному надульнику – АКС-74У…» – подумал полковник. Он поднял руки и обернулся. Перед ним стояли трое Одичалых, действительно, с сильно потрёпанными «укоротами» в руках. Все трое были одеты в домотканые синие шаровары и чёрные самодельные футболки с надписью «Смерть ворогам!». Обуты они были в онучи из покрышек, скреплённые проволокой. На голове у одного, видимо старшего, была немецкая каска времён Второй мировой, а у остальных двоих – чугунки, с тесёмками под подбородками.

– Попалась, курва! – оскалился тот, что в каске, обращаясь, судя по всему, к девушке. – Тащи их к пану Пацанюку, хлопцы!

…………

– Ослушница воли Перемоги! – провозгласил пан Пацанюк, указывая на девушку чёрным от дыма пальцем. – Будет люстрирована на костре как еретичка! Это говорю я – Жрец-Сотник Пацанюк из рода Реальных Пацанюков!

Толпа оживлённо загудела.

Жрец перевёл тяжёлый взгляд на стоящего рядом полковника:

– А ты кто таков, мил чоловик?

– Он мой родственник! – крикнула Александра. – Он ни в чём не виноват, он приехал ко мне в гости из Автономной Республіки Крим!

– Откуда?! – вытаращил глаза Жрец.

– Ты чё несёшь, студентка? – прошептал полковник. – Крым уже давно в составе России, один из самых продвинутых регионов. Ты бы ещё про Донецк ляпнула – его бы точно удар хватил.

– Да я откуда знала?! – шёпотом огрызнулась девушка. – Я же с тринадцатого года в отключке!

– Еретичка! – завопил Жрец. – Все знают, что никакого Крыма на земле нет! Крым – это место, куда после смерти попадают души праведных Свидомых Патриотов и где они потом вечно купаются в море, едят фрукты и живут в пятизвёздочных отелях! Хватит слушать вашу ересь! Умрите!

И Жрец выхватил из-под мантии пистолет-пулемёт «Узи» во вполне приличном состоянии, как успел отметить полковник, нажимая кнопку на запястье и выпрыгивая на линию огня перед Александрой. Шлем мгновенно обхватил голову полковника и несколько попавших в него пуль рикошетом ушли вверх, а остальные приняла на себя керамико-композитная бронепластина штурмового бронежилета.

«Ущерб ноль целых, пятнадцать сотых» – доложил шлем мелодичным женским голосом, немедленно выдав трёхмерный обзор с сеткой наведения и целеуказанием.

В руку полковника стремительно скользнул Стечкин 5.0 «Маргелов», управляемый гибким нейропроводом, соединяющим кобуру и правое запястье полковника. Пистолет негромко лязгнул затвором и поставил аккуратную точку во лбу и в карьере пана Пацанюка.

Наступившая гробовая тишина сменилась общим криком ужаса.

На площадь влетела закованная в железо лошадь, тянущая за собой большой железный мусорный контейнер с бойницами. Бронелошадь остановилась, а из контейнера начали сыпаться люди с автоматами, пиками и топорами.

Полковник схватил девушку и бросился за горящую пирамиду. На площади началась паника, селяне метались с криками «Зрада!», теряя кастрюли и сталкиваясь с не менее паникующими боевиками.

С трёх сторон на площадь выскочили бойцы группы, сходу открыв прицельный огонь.

Полковник усадил перепуганную Александру за какой-то ящик и через плечо выстрелил в выскочившего на них хлопца в немецкой каске, проделав дыру прямо в эмблеме СС. Хлопец выронил автомат, сверкнул шароварами и опрокинулся навзничь, а его каска подкатилась к полковнику.

– Всегда хотел это сделать, – полковник катнул каску ногой. – Ещё когда маленьким смотрел фильмы про фашистов.

Внезапно в шлеме раздалось: «Ложись!» Полковник и его бойцы залегли и вовремя, так как на площадь выскочил лейтенант Ромашкин.

Лейтенант навёл на толпу свой пулемёт и выпустил по ней длинную оглушительную очередь секунд на тридцать.

Все на площади замерли, включая бронелошадь. Ещё через секунду все боевики в толпе замертво попадали на землю, а селяне остались стоять, ощупываясь и оторопело глядя на лейтенанта.

Полковник поднялся, вышел на площадь, покачал головой и присвистнул:

– Твою ж мать… Ювелир.

«Убитых гражданских ноль процентов, раненых ноль процентов. Убитых комбатантов сто процентов, раненых ноль процентов » – мелодично подтвердил шлем.

…………….

В дальнем углу конюшни группа нашла человека в лохмотьях, в которых с трудом угадывалась форма старшего офицера НАТО.

Человек с ужасом посмотрел на окруживших его людей и вскричал, прикрываясь ладонью от фонарей:

– Кто вы и что вам нужно?!

– Мне нужна твоя одежда, ботинки и мотоцикл! – мрачно отчеканил полковник и усмехнулся:

– Шучу. А вот скажи мне, натовец, в чём твоя сила? Вот вы миллионы людей несчастными сделали, денег нажили, и чего – вы сильней стали? Нет, не стали, потому что правды за вами нет, как и нет уже вашей вонючей НАТЫ. Карту месторасположения вашего чёртового Генератора давай.

Натовец дрожащей рукой протянул полковнику цепочку с флешкой, а потом тихо и безнадёжно завыл, стуча головой в стену конюшни.

Пишу тебе уже из Львова, это такой город на западе Украины. Основали его русские, а потом несколько веков сдавали его в аренду то венграм, то австрийцам, то полякам... Кстати, как там наш Вацлав, уже починил кран в туалете? Будь с ним построже дорогая, полякам это нравится.

Местное население встретило нас хорошо, оно размахивало германскими флагами, кричало «Рейхскомиссариат Украина понад усэ!», а девушки держали плакаты «Хотим капроновые чулки и Третий Рейх». К слову, здешние девушки довольно симпатичные, но до тебя им далеко, дорогая.

К большому сожалению не обошлось без неприятностей. На окраине Львова моя рота наткнулась на трёх хмурых НКВДшников, грузивших в машину какие-то коробки. В ответ на наше предложение сдаться и сразу получить горячую еду и доброе отношение в плену – эти психи сразу выхватили пистолеты, какой-то пулемёт с плоским магазином сверху и открыли прицельный огонь. Или они только что пообедали, или не верили в людскую доброту в принципе, но моя рота стала на один взвод компактней.

Мне будет не хватать старины Фрица, командира четвёртого взвода, нашего неисправимого оптимиста и меломана. Его любимую губную гармошку я обязательно пришлю его родным, как только её вынут из его нижней челюсти. Он как раз наигрывал что-то весёлое, когда в неё угодила пуля.

А вечером наш командир батальона оберст-лейтенант Краузе вызвал меня к себе, доверительно протянул свою руку мне в глаз и сказал: «Отто, дружище, никогда и ничего не просите у чекистов – ни сдаться, ни предъявить документы, ни даже прикурить. А то они сами всё предложат и дадут. Вы сегодня в этом убедились».

Что тебе прислать из Львова, дорогая? Тут отличное сало и вышитые рубашки. Ничего другого, увы, здесь делать не умеют. Есть ещё майки со свастикой и кружки с изображением фюрера, но такого у нас и в Берлине полно.

Сейчас жду доукомплектования своей роты, а потом мы снова отправимся вперёд – нести русским варварам европейские ценности.

Твой Отто.

Здравствуй дорогая Марта!

Наконец-то моя рота в полном составе. Четвёртый взвод полностью укомплектован аборигенами из двести шестого охранного батальона Украинского легиона СС. Все местные, все из одного села Верхние Рагули. Здоровые как лоси, рожи красные, хоть прикуривай и все недавно участвовали в погромах во Львове, прихватив с собой чай, кофе, ювелирные изделия и хорошее настроение.

Мне они сразу понравились. Такие лбы любое орудие на позицию притащат легко и без лошади. Наши ротные лошади, смотрю, тоже заметно повеселели.

Назначил в четвёртый взвод командира – обер-лейтенанта Нойманна. Прекрасный офицер, истинный ариец, беспощаден к врагам рейха, сентиментален, любит мать.

Приказал выдать им форму вермахта, а то в своих вышиванках и с гирляндами из чайных ситечек и обручальных колец на крепких шеях, они смотрелись как-то не по уставу.

А потом, Марта, случилось странное. На следующий день, на утреннем построении, четвёртый взвод опять стоял в вышиванках, включая уже и обер-лейтенанта Нойманна. На мой вопрос, что, чёрт возьми, случилось, обер-лейтенант Нойманн возмущённо рассказал, что вечером он лёг спать в расположении взвода, а когда проснулся – на вешалке, вместо его мундира с Железным крестом и Дубовыми листьями, висела вышиванка с бумажным цветком мака и надписью «Николи знову».

На все расспросы, куда делась новенькая форма, аборигены, покачиваясь и стараясь дышать в сторону, сумрачно отвечали, что форму украли русские шпигуны и диверсанты, за которыми они гонялись всю ночь, отчего устали и очень хотят пить.

Поскольку нам было пора выдвигаться, я махнул рукой и приказал выдать им ещё по одному комплекту формы.

Вот такие тут происходят чудеса, Марта. Русские диверсанты совсем обнаглели.

Но ничего. На днях мы возьмём Москву, и я привезу тебе такие московские подарки, что тётушка Грета лопнет от зависти.

Твой Отто. (с)Здравствуй дорогая Марта!

Очень по тебе соскучился. Твоё последнее письмо получил. Очень огорчился, прочитав, что наш сантехник Вацлав пришёл чинить кран и случайно застал тебя в одном нижнем белье. Эти поляки совсем обнаглели. Надеюсь, он тебя не сильно напугал? Обязательно сообщи об этом в Гестапо. Пусть они научат его стучать в дверь, прежде чем входить в арийские дома.

А мы неуклонно продвигаемся вперёд. Тут начались проливные дожди и здешние автобаны сильно размыло. Ямы такие, что в одной утонул ефрейтор Вилли, наш ротный любимец, остряк и балагур. Он несколько минут барахтался и звал на помощь, но все смеялись и шли мимо, думая, что он опять шутит, так как никому и в голову не могло прийти, что в России можно реально утонуть посреди шоссе.

Лошади выбиваются из сил, а у моего опеля уже лопнули все рессоры и отвалился глушитель.

Тут ещё выяснилось, что наши лошади радовалась тогда зря. Аборигены из четвёртого взвода выглядели здоровяками только на первый взгляд. А на второй взгляд оказалось, что все они очень больные люди – они не могут долго ходить, не могут поднимать тяжёлое, плохо слышат приказы и совершенно не переносят отсутствие пищи из-за своих больных желудков. Эти Советы совершенно не заботились о здоровье своих граждан, варвары.

Мы выгрузили из повозок ротное имущество и боеприпасы, распределили всё на три взвода, а в повозки посадили четвёртый взвод. Самое тревожное, что заболел и обер-лейтенант Нойманн. Он теперь тоже стал быстро уставать, много есть и мало ходить. Всё основное время он лежит в повозке, задумчиво смотрит в небо, курит и напевает: «Чому я не сокил, чому не литаю». В переводе на немецкий, это что-то вроде: Таких не берут в «мессершмитты».

Нойманн уже начинает меня тревожить. Геройский парень, прошёл Париж, Ниццу и Карловы Вары, а тут совсем расклеился.

Вот такие новости, Марта. Но ничего, скоро всё закончится, и я привезу тебе из России меховое пальто.

Твой Отто.

Здравствуй дорогая Марта!

Получил твоё письмо. Расстроился, когда прочитал, что гестаповцы, которых ты вызвала для Вацлава, ввалились в дом без стука и застали тебя в одном нижнем белье. Надеюсь, они тебя не сильно напугали? И ты зря разрешила им принять душ, ведь у них на Принц-Альбрехтштрассе 8 должен быть свой. Они думают, что на них нет управы? Я напишу лично Гиммлеру и пожалуюсь на этих гестаповцев. Он правая рука фюрера, а я не собираюсь платить за чужие водные процедуры – я обычный гауптман, а не рейхсмаршал Геринг. Кстати, Вацлав прочистил, наконец, сток в душе?

А у нас по ночам уже заморозки. У моего опеля сломалась печка и ещё он перестал заводиться. Толкаем его каждое утро, стараясь ругаться потише, чтобы не разбудить четвёртый взвод. Хотя, в принципе, его и из пушки не разбудишь, если только не шепнуть рядом с ними слово «сало», быстро отскочив, чтоб не сбили с ног.

Наши шинели совсем не греют. Все три моих взвода мёрзнут, а четвёртый нет – у них у всех тёплые ватники. Где они их взяли непонятно, но хоть какая-то прибыль в хозяйстве после того, как из роты пропало семь ручных пулемётов, двадцать автоматов, два миномёта и одна лошадь с повозкой.

Вечером получил шифровку из штаба. Просили быть осторожнее, так как у местных партизан появились ручные пулемёты, автоматы и тачанка со спаренными миномётами. Интересно, откуда они всё это взяли?

Наши обозы, из-за введённого местным партизанским командиром Платоном убийственного транспортного налога на грузоперевозки, не успевают за наступлением передовых частей. Неделями сидим на сухпайках. Портсигары, часы и обручальные кольца, на которые мы выменивали еду у четвёртого взвода, у всех давно закончились. Очень хочется курить, но мой наградной парабеллум в обмен на три папиросы «Гетьман» с ментолом – это уже слишком.

Остальной личный состав роты начинает роптать, и уже даже слышны призывы провести ротный референдум с вопросами: «Вы за глубокую ассоциацию четвёртого взвода с ближайшим русским болотом или за его вступление на первое же минное поле?»

Стараюсь пресекать такие разговоры. Дисциплина для нас, немцев, прежде всего.

На этом, Марта, заканчиваю своё письмо, а то пальцы сильно мёрзнут. (с)Здравствуй дорогая Марта!

Прочитал твоё письмо. Хорошо, что СС оперативно отреагировали на мою жалобу на гестаповцев и приехали, но плохо, что они тоже застали тебя в одном нижнем белье и вдобавок выпили все мои запасы айсвайна. Буду писать жалобу лично фюреру, а ты уж найди в себе силы несколько дней походить по дому хотя бы в халате.

А у нас вчера был тяжёлый бой. На мою роту внезапно вылетел русский танк, и я приказал занять оборону. Первый и второй взвод залегли по фронту, а третий и четвёртый я поставил прикрывать фланги.

А через три минуты русский танк очутился у нас в тылу. Это было страшно, Марта. Русские размазали первый и второй взвод гусеницами, а третий расстреляли прямой наводкой. Мне будет не хватать командира первого взвода, обер-лейтенанта Шульца, этого эрудита и тонкого собеседника. Говорят, его последними словами под гусеницей танка было: «Оказывается, нас, фашистских оккупантов, тут сразу банят».

Я потом обязательно пришлю родным Шульца его каску, как только найду подходящий конверт.

На фланге с которого прорвался танк, останков четвёртого взвода я не нашёл и подумал было, что голодные русские забрали тела, чтобы их съесть, но тут заметил дымок из уцелевшей избы на пригорке. Побрёл туда, вытирая слёзы.

Весь четвёртый взвод сидел в избе, дружно пел: «Ленту за лентой на бой подавай, украинский повстанец в бою не отступай!», пил самогон и жарил поросёнка. Жарил поросёнка, Марта!

Я не сдержался и в ярости крикнул «Швайне!», на что мне ответили, что я угадал, что это именно он, и что за это мне полагается призовая стопка горилки.

Еле сдерживая себя я потребовал от обер-лейтенанта Нойманна рапорт в письменном виде. И через десять минут он мне его принёс, Марта.

Я прочитал и понял, что настало время удивительных рапортов.

Как тебе, например, такое: «Мой взвод уничтожил пятьдесят русских танков, расстреляв их в упор из автоматов. Когда экипажи танков, состоявшие из бурятов «СМЕРШ» НКО СССР стали выпрыгивать и убегать, фельдфебель Мирослав Галушко погнался за ними и закусал всех до смерти, так как у него закончились патроны».

Или вот это: « Ребята уже прощаться стали, но тут старый оберефрейтор Тарас выстрелил из своего Mauser 98k в смотровую щель танка и тот свалился в окоп и загудел как ненормальный, оттого, что мехвод с дыркой во лбу упал прямо на клаксон руля».

А это уже вообще за гранью: «Я вскочил на фугас, чтобы осколками не порубило других ребят, у которых над головами были как бы светящиеся таблички: «Они же дети». Взрыв, и я взлетел на фугасе. Очнулся – гипс и усталые хлопцы рядом жарят порося. Обер-лейтенант, сотник Нойманюк».

Мне больно это писать, но, кажется, мы теряем Нойманна.

Надеюсь, что ты сможешь прочесть мои каракули, лучше написать не могу, так как отморозил себе пальцы. Тут под Москвой довольно прохладно.

Твой Отто.

Здравствуй Марта.

Прости, что долго не отвечал, хотя твоё письмо получил уже давно.

Рад, что фюрер, несмотря на свою страшную занятость, приехал по жалобе лично. Ты могла бы уже и не писать, в чём он тебя застал, я бы и сам догадался.

А теперь о главном.

Как я и думал – мы потеряли нашего Нойманна и весь его четвёртый взвод, этих <вырезано военной цензурой>.

Я лично привёл к той избе русскую разведгруппу и ещё и посторожил снаружи с пулемётом, чтобы русским никто не помешал. А когда вопли: «А нас-то за шо?!» стихли, я бросил пулемёт на землю, сел рядом и светло улыбнулся, как не улыбался уже много лет. Сразу вспомнилась травка, цветы-незабудки, мама печёт пирожки…

Сейчас я занят – восстанавливаю вместе с такими же немецкими идиотами Сталинград, этот красивый город на Волге. Когда мы закончим, я обязательно вернусь в Берлин. Очень надеюсь, что к тому времени я стану уверенным пользователем ППШ и смогу навестить и твоего <вырезано военной цензурой> фюрера, и твоих <вырезано военной цензурой> гестаповцев, и твоих <вырезано военной цензурой> эсэсовцев, и конечно тебя, верная ты моя Пенелопа.

Но больше всего я мечтаю навестить село Верхние Рагули, чтобы посмотреть, откуда на свет берутся такие <вырезано военной цензурой>.

Бывший твой, бывший гауптман, а теперь – убеждённый москаль, ватник и антифашист, Отто Шульц. (с)